«Наша концептуальность в том, что мы не считаем ее таковой»: инди-дуэт «Бюро» об искренности

После EP «что такое вода» ребята закрепили за собой образ вариативных, глубоких музыкантов и лишь продолжают подтверждать это новыми синглами. Трек «Заново счет» предшествует новому EP, который выйдет в середине августа. Его воодушевляющее звучание отражает новую главу в творчестве дуэта, который уже работает над дебютным полноформатником. Мини-альбом был записан с известными петербургскими музыкантами и продюсерами, в частности представителями фестиваля «Ленинградские мосты», студии звукозаписи «Добролет» и резиденции NEVA'zhno music lab.

Мы поговорили с Антоном и Женей об их видении музыки, истории дуэта, постулатах творчества, любимых музыкантах и многом другом.

Как вы познакомились и почему «Бюро»?

Антон: Познакомились мы 8 лет назад. Как раз, наверное, это была весна 2015 года. Обстоятельства довольно смешные. Мы учились в одном вузе в Петрозаводске, я только поступил. Это был конец моего первого курса, и проходил конкурс, который назывался «Евровидение ПетрГУ». Женя помогал одному из участников с другого факультета. И после того, как конкурс прошел, Женя просто написал и предложил что-то поделать вместе, обсудить.

И если сразу перенестись к «Бюро»… Это просто слово, которое понравилось, то есть в это вообще ничего изначально не вкладывалось.

Женя, что тогда тебя привлекло и зацепило в выступлении Антона?

— Я был на репетиции, где он пел, и понял сразу, что, как только конкурс закончится, мы сконтачимся. Он пел песню Hozier «Take Me To Church», и пел будто бы он и есть Hozier. Я его послушал, и у меня все вопросы отпали.

Антон, как ты достиг такого вокала? Какие исполнители повлияли на твой стиль?

— Хочется надеяться, что никто на меня не повлиял настолько, чтобы я пытался кого-то копировать. В момент, когда мне Женя написал, я не был инди-музыкантом, то есть для меня это было как выступить на конкурсе, забыть про это через пару дней. Тогда я действительно был одержим Hozier. Не было музыкальной самодостаточности, и хотелось найти какой-то ориентир. Woodkid в первую очередь, если говорить про вокал… Изначально, конечно, природа. Голос был довольно низкий, хотя всегда хотелось петь выше, и я очень долго пытался сделать что-то с фальцетом, чтобы он звучал не стыдно. Нужно было найти кого-то, кто с таким вокалом умеет справляться, и Woodkid прям попадал, потому что у нас тембрально очень похожи голоса.

Многие релизы сейчас выходят скорее как музыкальные сборники, нежели как цельные пластинки. Как получилось упаковать мини-альбом «что такое вода» в такой концептуальный формат? Долго работали над звучанием и атмосферой?

Ж: Я прикладывал свою руку только к одной песне, которая открывает EP, «А я». Все остальные песни Антон делал с другим звукорежиссером.

А: Но я все равно считаю, что Женя сделал очень круто, потому что сложно сделать картинку, чтобы это было не как какое-то попурри и ассорти, а чтобы это было цельно. Я очень сильно вкладывался как музыкант, чтобы это был не просто набор песен, который я написал за лето. Трек «А я» переработан с нуля, и оригинальными в нем остались только вокал и какая-то композиция. Весь инструментал, включая звук и сведение, сделал Женя, за что я очень ему благодарен, потому что изначально я даже не думал включать трек в альбом. Потому что я думал, что он как-то отличается, но он сделал настолько гармонично, что в итоге это стало открывающей песней.

Вот почему я так хотел, чтобы Женя постиг техническую часть, чтобы он всегда меня понимал в плане того, что я хочу сказать, как я хочу это сказать. У нас очень похожая наслушанность, мы точно знаем, какие вокальные, музыкальные ходы нравятся друг другу. Иногда даже специально это как-то используем, чтобы песня зашла. И точно знаем, какой трек кому понравится.

EP прошел огонь и воду. Он родился из GarageBand. Я ночью буквально под одеялом настукивал, наигрывал и напевал в наушники. У меня получалась какая-то очень сырая, но картинка, и мне было очень важно это не потерять. Когда переносишь проект из GarageBand уже во что-то профессиональное, начинаешь записывать вокал — понимаешь, что звучит плосковато… Это было довольно сложно, поэтому ушел не один год, хотя песни были написаны довольно быстро.

В пресс-релизе к EP упоминается влияние американского писателя Дэвида Фостера Уоллеса, а также его напутственная речь This Is Water. Как он повлиял на вас в лирическом и философском плане? Пытались ли читать его известное произведение «Бесконечная шутка»?

А: Дэвид Фостер Уоллес появился в моей жизни на четвертом курсе филфака, когда приглашенный преподаватель вел у нас семинар по новой американской литературе. В конце первой лекции он сказал, что есть такой челлендж: кто до конца семестра прочитает «Бесконечную шутку» и сможет о ней поговорить, тот получает пять по экзамену автоматом. То есть изначально это был какой-то вызов. Я начал смотреть, что за «Бесконечная шутка», сразу эта информация про четыре сотни сносок, про повествование, точки входа и прочее. На тот момент он еще не был переведен.

Я обломал зубы буквально в первые часы, потому что тяжело было. Там язык, это не «Поминки по Финнегану», где он (Джеймс Джойс) ломает границы языка. Но вот ты читаешь страницу, но не понимаешь, перечитываешь, все равно не понимаешь. Поток сознания, который не получается как-то впитать в себя.

И в течение этого семестра мы так или иначе его касались, обсуждали концепцию новой искренности, преподаватель предложил прочитать [речь This is water], точнее, мы ее смотрели. И с того момента раз в пару месяцев я к ней обращался. Мы уже тогда занимались музыкой, она во многом была рефлексией по поводу каких-то пережитых эмоций, впечатлений, и уже тогда я понял, что мне есть над чем подумать относительно этой речи.

В нашей команде кто-то добровольно прочитал это эссе [This Is Water], кого-то пришлось просить прочитать, но все знакомы. Не буду говорить о влиянии на остальных участников, но для меня это такой лейтмотив, как фон. То есть это не какой-то момент, который я анализировал, выпустил, — и все, это меня довольно сильно изменило.

Бывают творческие ситуации, когда вы не можете найти точки соприкосновения при создании песни?

Ж: Когда я пишу аранжировки, какую-то песню, чаще всего мне все нравится. И мне всегда нужен человек, и он со мной всегда есть. Я обожаю его критику. Вот он мне может честно сказать, что это никуда не годится. И я без проблем убираю, меняю, и часто бывало, что мы все-таки возвращались к изначальному варианту, который был. Я люблю искренность Антона, и я долго на своем не стою. Мне нравится сам процесс эксперимента и каких-то постоянных изменений. Мы долго не застаиваемся.

А: Сказать, что у нас все всегда идеально и мы на одной волне постоянно, это, конечно, слукавить. Но действительно довольно часто мы как-то чувствуем друг друга. Один предлагает какой-то эксперимент, и второй отвечает: «Я как раз это и хотел, надеялся, что ты это предложишь». Но если есть моменты, что один хочет вот так, а второй так точно не хочет, у нас всегда есть диалог в формате: «Дай мне довести до конца, как я это вижу». И если это не впечатлит, у нас нет этой напускной вежливости, и мы не обижаемся. Мы прекрасно понимаем, что у нас нет цели как-то обесценить или унизить какие-то творческие потуги. Через диалог мы всегда приходим к какому-то консенсусу.

Иногда мы можем поступиться каким-то своим видением ради того, чтобы второй человек вот, например, сделал, он от этого кайфует, может быть, ты не до конца от этого кайфуешь. Когда ты видишь, как он кайфует, ты готов с этим смириться, а потом в итоге оно стерпится, слюбится на самом деле. Потому что есть доверие и уважение друг к другу.

Сейчас мир переживает новый виток творческой искренности, и в музыке это отчетливо заметно. Как человеку перестать бояться себя в творчестве и реализовать все идеи?

А: Мне кажется, слишком много на себя возьмем, если будем советовать. Можем предложить только наш путь. Мы к этому пришли не сразу, не было такого, что в 2015 году мы пожали руки и начали делать искреннюю музыку. Дэвид Фостер Уоллес не то чтобы придумал концепцию новой искренности, но он очень хорошо ее описал. Цинизм, ирония, это все здорово, классно, но от этого устаешь. Это же не только музыкальная тема. Когда говорим про постмодернизм, метамодернизм — это кино, литература, живопись, все что угодно.

Просто в какой-то момент оказалось, что единственный правильный ответ — это искренний ответ. Даже если он не популярный, делающий тебя уязвимым.

То, что это добралось до рэпа, — это очень здорово. Потому что казалось, что там есть какая-то титаническая установка, которую [нельзя] сдвигать в сторону выражения эмоций. Когда все ограничивается не только деньгами, бандитскими разборками и женщинами. Это тоже повлияло на инди-сцену, когда люди поняли, что это не шутка, а действительно нынешний вектор развития через искусство.

А как искренность проявляется с музыкальной точки зрения?

Ж: Меня, возможно, спасло как раз то, что я никаким образом не отношусь к музыкальным школам, у меня нет никакого образования [в этой сфере]. И для меня музыка всегда эксперимент. Если для кого-то какая-то тональность — это базовая история, то я нажимаю на клавиши с эффектом «Вау!». Нет ничего зазорного в том, что ты скажешь о наболевшем или поделишься со слушателем своей историей. Как, наверное, работает у нас. Мы с самого начала допускали какие-то ошибки, но сейчас, когда мы видим фидбэк, то понимаем, что делаем все правильно. Главное — просто не бояться делать и экспериментировать.

Какие ваши любимые тональности и инструменты?

Ж: Я всегда за эксперимент. Иногда мне не нравится, как я звучу в определенной тональности, вот это я точно могу сказать. И я всегда восхищаюсь самим экспериментом. У меня синдром самозванца. Часто после релиза песню принципиально не слушаю очень долго. Безумно восхищаюсь, как Антон слагает и превращает слова в такие предложения, словосочетания.

А: Касательно тональности, у меня сердечко лежит к минору, то есть более меланхоличная музыка, мне всегда больше нравилось что-то такое. Он не обязательно грустный, но как будто более проникновенный для меня, хотя я считаю, что уметь делать музыку в мажоре, которая цепляет за что-то очень живое и глубокое, — это высший пилотаж, это не каждому дано.

В инструментах мы себя не ограничиваем, но классический джазовый состав мне очень нравится. Мы обожаем скрипки и саксофон тоже. Вообще, это как будто козырная карта, потому что саксофон — очень классный инструмент. С одной стороны, сложно сказать, что он не для всех. Это действительно инструмент, который и в соло, и с аккомпанементом звучит очень мощно, выразительно, индивидуально. С другой — довольно сложно подставить в песню, не получится в каждом сингле по чуть-чуть вставлять. Дело еще и в сложности овладевания им, я уже молчу про то, чтобы научиться на нем играть. [Саксофон] редко когда встанет так, как ты хочешь, он такой, своенравный.

В ваших композициях заметны детали, которые сразу откликаются образами при прослушивании. Насколько важен эффект наблюдателя в творчестве и как вы используете этот инструмент при создании текстов песен?

А: В категории «важно» сложно ответить, потому что важность очень относительна, это нужно конкретно нам. Замечать неочевидное в очевидном… Пока ты наблюдаешь за чем-то, то у этого чего-то есть такая история, которую ты ему придумаешь. И музыка — это одна из форм выражения этого фантазирования. Ты думаешь о том, что можно что-то потоньше поискать. Написать о своем разбитом сердце, да, это здорово, конечно, но иногда хочется, чтобы спектр немножечко расширялся даже у слушателя. То же самое, что в рэпе произошло, с XXXTentacion, Lil Peep, когда можно не только петь о том, какой ты крутой, какой у тебя крутой рэп и какие у тебя крутые кенты на районе. А можно еще немножечко почитать о том, что внутри, что ты вообще из себя представляешь, потому что смена ракурса всегда дает какой-то более широкий кругозор, опыт. Ты как будто нашел что-то, что еще никто не рассматривал под микроскопом, не препарировал.

Ж: Вернусь к началу твоего вопроса. Ты говорил о том, что замечаешь определенные детали, когда слушаешь песню, и ты делаешь это, скорее всего, потому, что у тебя это откликается и тебе это важно. Не всегда у нас есть изначальная цель отметить что-то. Мне кажется, что сейчас людям в каких-то моментах стала более важна поддержка, и мы своими песнями стараемся разделить какие-то чувства с людьми. И, возможно, мы на эти детали не обращаем внимания, а людям это становится очень важно.

Насколько визуальная составляющая важна в продвижении творчества? Планируете выпускать клипы на существующие или будущие работы?

А: Как оказалось, это важно, хотя я всегда хотел думать, что нет. Мы с Женей долгое время были адептами того, что музыка первична. Даже не хочется пенять на то, что индустрия очень изменилась, но все-таки приходится принимать какие-то правила игры, и визуал действительно важен.

Я очень восхищаюсь музыкантами, которые умеют сразу видеть картинку. Вот они написали трек, у них есть понимание, как сделать клип. Поэтому да, планируется [снимать клипы]. В какой-то момент появится какое-то понимание того, как я хочу это видеть.

Ж: Когда-то давно Антон говорил, что не понимает артистов, которые снимаются у себя же в клипах. Ему всегда казалось, что это должна быть какая-то история вне артиста, чтобы он не принимал там никакого участия, чтобы от него там были только его песня, его голос, какое-то ощущение. И если работать по этой формуле и сделать достойную работу, то нужно, мне кажется, достаточно времени потратить. Ну и, естественно, не хочется просто выходить в кадр и петь слова песни на фоне какого-то красивого вида. Мне кажется, мы не про это вообще.

Что «Бюро» планирует выпустить в этом году и на каких площадках вас можно будет послушать вживую?

А: Мы решили: почему бы не выпускать по треку в месяц? И у нас планируется релиз EP в августе и макси-сингла в сентябре. Касательно альбома, здесь у нас есть четкое понимание, что вот когда альбом придет, он придет именно как альбом. Не хочется выпускать что-то разрозненное только ради того, чтобы это было альбомом. По выступлениям: играем на фестивале «Ленмосты» 27 августа и планируем дать концерты в Москве и Петербурге этой осенью.