«Мы возьмем стадион»: Игорь Бутман — о Moscow Jazz Festival, виниле и нейросетях

Мы поговорили с основателем фестиваля, легендой отечественного джаза Игорем Бутманом о его коллекции винила, искусственном интеллекте и Академии джаза — единственном в своем роде российском образовательном проекте.

В чем, на ваш взгляд, разница между советским и современным российским джазом? Куда движется жанр?

— С точки зрения технического мастерства это день и ночь. Количество музыкантов и их технические возможности в Советском Союзе были гораздо ниже.

А с точки зрения оригинальности в СССР было больше знаковых музыкантов. Для меня это в первую очередь Николай Левиновский. В своем творчестве он использовал традиции русской народной музыки: например, у него есть «Волжские напевы», связанные с нашим фольклором, но основанные на традиционных джазовых формах.

Герман Лукьянов — тоже очень оригинальный композитор, трубач, пианист и поэт. Мы с ним стали сотрудничать внезапно. Мне так понравилась его музыка, что я пригласил его и дополнительных музыкантов на гастроли в Америку: мы дали несколько концертов в Нью-Йорке и Вашингтоне. Это была очень интересная музыка, например «Иванушка-дурачок».

Или Геннадий Гольштейн. Это более традиционный музыкант. Его творчество впитало в себя все тенденции мирового джаза — и по исполнению высочайшего уровня, и по наполнению музыки.

Таких людей, идеологов джазовой советской музыки, сейчас немного. Теперь же можно решить любые задачи, но задач пока ставится мало.

А что насчет искусственного интеллекта?

— Я ничего о нем не знаю. Я понимаю, что он существует, но как-то меня это не беспокоит. Я не могу поверить в него до конца.

Моя задача — играть, репетировать, писать музыку, искать новые формы в рамках тех, что уже есть. И искать так, чтобы все это становилось лучше и интереснее.

В последнее время часто говорят о смерти формата альбома. Вы с этим согласны?

— В этом есть смысл, потому что найти материал на целый альбом бывает сложно. Люди не покупают альбомы, как раньше, на CD или виниле. И хотя винил возвращается в поле зрения, объемы его продаж не такие большие.

А если есть отдельная хорошая композиция, ее можно записать и выпустить, чтобы артист получил возможность промоушена. Благодаря промоушену появляется интерес зрителей, и потом музыкант собирает концерт, едет на гастроли. Цепочка понятная, ради этого стоит выпускать синглы.

А вы собираете винил?

— У меня были пластинки в Советском Союзе, но я их оставил в 1987 году, когда уехал в Америку. Подумал, что куплю там.

Позднее у меня появилась коллекция винила в Штатах, а потом и коллекция CD. Их я слушал невнимательно. Винил я в итоге привез в Москву и подарил товарищу, который тогда им увлекался.

А сейчас я снова начал коллекционировать. Когда мой альбом вышел на виниле, я вновь открыл свой проигрыватель, поставил пластинку — и мне так понравилась моя запись! Я понял, что на виниле она звучит очень хорошо.

Что было жемчужиной ваших коллекций?

— Mel Lewis and Friends. Это один из первых джазовых альбомов, которые я услышал. Там играют Мел Льюис, Фредди Хаббард, Майкл Брекер.

Вы уехали в Штаты учиться в музыкальный колледж Беркли. В вашей московской Академии джаза есть что-то от этого учреждения?

— У нас есть преподаватели, которые учились в Беркли. Но мы, в отличие от колледжа, не даем высшего образования. И это проблема. Нам надо расширяться: мы планируем запускать высшее образование и хотим, чтобы к нам поступали люди разных уровней мастерства. В Беркли поступают как музыканты совсем низкого уровня, так и звезды — Рой Харгроув, Тони Уильямс.

Мы не стараемся подстроиться под стандарт Беркли, но заимствуем их методику, благодаря которой студенты добиваются результатов достаточно быстро и в освоении инструмента, и в импровизации. Я пытаюсь объяснить нашим педагогам, что импровизацию должны преподавать люди, которые непосредственно занимаются на инструменте с учеником, а не просто теоретики, рассказывающие об импровизации.

А расширять Moscow Jazz Festival планируете? В прошлом году аудитория достигла 250 тысяч человек. Но ведь джаз — вещь довольно нишевая.

— 250 тысяч — это не предел. Мы и стадион возьмем. Все хорошее — стадионное. Лучано Паваротти тоже там выступал.